Ален БАДЬЮ [текст] | СЛЕДУЕТ ЛИ ОТКАЗАТЬСЯ ОТ КОММУНИСТИЧЕСКОЙ ГИПОТЕЗЫ?

Ален БАДЬЮ – пожалуй, один из самых известных и популярных французских философов левой ориентации.

Когда-то он был одним из членов-учредителей Объединённой социалистической партии (PSU), отколовшейся от Французской коммунистической партии и активно боровшейся, среди прочего, за деколонизацию Алжира. Огромное воздействие на Бадью оказали студенческие волнения мая 1968, они навсегда укрепили его в крайне левых убеждениях, в силу которых он постоянно принимал участие в организации коммунистических и маоистских групп, например, Союза коммунистов Франции (марксистов-ленинцев) (Union des Communistes de France Marxiste-Léniniste, UCFML). Последняя в 1985 году трансформировалась в группу Политическая организация, которой он руководит и поныне совместно с бывшими товарищами по UCFML Сильвеном Лазарю и Наташей Мишель.

Бадью убеждён, что философия должна говорить о своём времени, и, как и большинство континентальных философов его поколения, он борется с идеей, согласно которой философскими проблемами являются вечные вопросы… Наконец, он один из немногих, как правоверный приверженец, продолжает поддерживать и защищать (может быть, не всегда в полном объёме, как сам он того желает) ниспровергаемые сегодня тезисы: отказ от гуманизма и от утверждения, что человек является высшей ценностью, отказ от парламентской демократии, защиту коммунизма и т. д.

В 2007 году вышел очередной выпуск серии его работ “Обстоятельства”, посвящённых актуальным социально-политическим проблемам современности, в аннотации к которой, в частности, сказано:  

«Обстоятельства, 4» — это манифест внутренней свободы и решимости действовать в ситуации дезориентации и коллективного аффекта, страха и страха перед страхом, которая именуется именем Николя Саркози, чье избрание президентом, по мнению автора, «остается знамением нового времени» и «ударом по символической структуре французской политической жизни»…

Одной из глав этой работы – несколько сокращённой, правда, и адаптированной к нашим условиям, где, признаемся, имя Саркози не значит ничего, но значат иные имена, – главы поистине программной, мы начинаем наш блог. И повторяем вслед за Бадью и Сартром, что

«Если коммунистическая гипотеза не верна… значит род человеческий ничем не лучше семейства муравьев или термитов… Если человеческое общество не более, чем коллекция индивидуумов, преследующих свои собственные интересы… то ясно, что философ может и должен бросить человеческое зверье на произвол его грустной судьбы. Но мы не позволим, чтобы кто-то торжествующий… диктовал нам смысл существования и задачи философии. Ибо то, чему мы все свидетели, никоим образом не заставит нас отказаться от коммунистической гипотезы…».

 

Ален БАДЬЮ: СЛЕДУЕТ ЛИ ОТКАЗАТЬСЯ ОТ КОММУНИСТИЧЕСКОЙ ГИПОТЕЗЫ?

… Со времен Французской революции и ее отголосков, прокатившихся по всему миру, со времен самых радикальных ее теоретических построений, утверждавших идеи равенства — с робеспьеровских декретов о прожиточном максимуме и идей Бабёфа — нам известно (когда я говорю «мы», имеется в виду абстрактное человечество…), что коммунизм является верной гипотезой. По правде говоря, другой просто нет, во всяком случае, я такой не знаю. Кто отказывается от этой гипотезы, немедленно подчиняет себя рыночной экономике, парламентской демократии (приспособленной для капитализма формы правления) и неизбежной «естественности» самого чудовищного неравенства. Но это такое — «коммунизм»?

Как показывает Маркс в «Рукописях 1844 г.», коммунизм — это идея, касающаяся судьбы рода человеческого. Этот смысл слова «коммунизм» необходимо жестко отличать от абсолютно устаревшего на сегодня смысла прилагательного «коммунистический», который, в частности, фигурирует в таких выражениях, как «коммунистическая партия» или «коммунистический мир». Не говоря уже о таком выражении, как «коммунистическое государство», которое является оксюмороном: отнюдь не случайно вместо него стали использовать более осторожную и более расплывчатую формулировку «социалистическое государство»…

В родовом смысле прилагательное «коммунистический» означает, как это видно по каноническому тексту «Манифеста коммунистической партии», прежде всего то, что логика классов, основополагающего подчинения рабочих господствующему классу, может быть преодолена. Это негативное определение, согласно которому механизм, действующий в Истории со времен Античности, не является незаменимым. Из чего следует, что олигархическая власть, сосредоточенная в могуществе государств, словом, в руках тех, кто располагает богатствами и организует их циркуляцию, не является неотвратимой. Коммунистическая гипотеза заключается в том, что осуществима другая форма коллективной организации, которая может упразднить неравенство в распределении богатств и даже разделение труда: каждый способен быть «многопрофильным работником», в частности, чередовать ручной и умственный труд, что, впрочем, и так происходит в чередовании городской и загородной жизни. Исчезнет частное присвоение чудовищных богатств и их передача по наследству. Существование милитаристского, полицейского, построенного на принципе принуждения государственного аппарата перестанет казаться самоочевидностью. После краткого периода «диктатуры пролетариата», призванной разрушить остатки старого мира, наступит, говорит нам Маркс, который считает это положение своим главным вкладом в философию истории, длительный период исторической реорганизации на базе «свободных ассоциаций» производителей и созидателей, в ходе которого «отомрет» государство.

Слово «коммунизм» обозначает эту совокупность весьма общих умственных построений. Эта совокупность представляет собой горизонт любого начинания, сколь ограниченным бы оно ни было во времени и пространстве, в котором человек, порывая со строем установленных мнений (то есть необходимостью неравенства и государственных инструментов его защиты), вносит свой вклад в политику освобождения. В общем, если говорить в манере Канта, речь идет об Идее, функция которой является регулятивной, а не программной. Абсурдно называть коммунистические принципы (как я их определил) утопией, как это часто происходит. Они представляют собой интеллектуальные схемы, которые все время актуализируются, всякий раз по-разному, и служат для того, чтобы проводить демаркационные линии между различными типами политики. В общем и целом, если мы возьмем определенный исторический эпизод, то он либо совместим с этими принципами, и тогда можно говорить, что он имеет освободительный характер, либо их отвергает, стало быть, является реакционным. «Коммунизм» в этом смысле — нечто вроде эвристической гипотезы, которая часто используется в дискуссиях, при этом само слово может и не упоминаться.

«Всякий антикоммунист — сволочь», — говорил Сартр, и это – правда, поскольку всякий политический эпизод, если судить его по его принципам или отсутствию оных, который формально противоречит коммунистической гипотезе в ее родовом смысле, противоречит самой идее освобождения человечества и, стало быть, собственно человеческой судьбе. Кто не освещает становление человечества светом коммунистической гипотезы (какие бы слова при этом ни употреблялись, ибо слова мало что значат), сводит коллективное становление к животности. Как известно, современное, то есть капиталистическое, имя этой животности — «конкуренция». То есть беспросветная война интересов.

В виде чистой Идеи равенства коммунистическая гипотеза присутствует в человеческой практике с момента зарождения государства. Едва массы начинают противиться государственному принуждению, сразу обнаруживаются рудименты или фрагменты коммунистической гипотезы… Народные восстания, например, восстание рабов под руководством Спартака или немецких крестьян под предводительством Томаса Мюнцера, являются примерами практического существования коммунистических инвариантов.

Вместе с тем в той форме, которую ей придают мыслители и деятели Французской революции, коммунистическая гипотеза закладывает основы Нового времени, модерна, если угодно. В ходе Революции низвергаются умственные, ментальные структуры Старого режима, тем не менее, сама гипотеза не согласуется с «демократическими» формами, превращенными буржуазией в орудие завоевание власти. Это крайне важный момент: с самого начала коммунистическая гипотеза не совпадает с гипотезой демократической, каковая выльется в современный парламентаризм. Она подчиняется другого рода истории, другим событиям. То, что в свете коммунистической гипотезы предстает важным и значительным, инородно тому, что отбирается буржуазно-демократической историографией. Вот почему Маркс, закладывая материалистические основы первого реального эпизода современной политики освобождения, обращается, с одной стороны, к слову «коммунизм», а с другой стороны, решительно отходит от всякого демократического «политицизма», утверждая, на примере Парижской коммуны, что буржуазное государство должно быть разрушено, сколь бы демократическим оно ни было.

Итак, я вам предлагаю самим рассудить, что важно, а что не важно, оценить эти пункты, все последствия которых ложатся на вас, в свете коммунистической гипотезы. Повторяю, сама по себе гипотеза хороша, принципам ее можно и должно следовать, каковы ни были их пертурбации в различных исторических контекстах.

В одной из бесед Сартр заявил примерно следующее: «Если коммунистическая гипотеза не верна, если она неосуществима, значит род человеческий ничем не лучше семейства муравьев или термитов». Что он хотел сказать? А то, что если конкуренция, «свободный рынок», домогательство маленьких радостей и стены, что защищают вас от желания слабых, являются альфой и омегой всякого существования — коллективного или частного, — то зверье человеческое гроша ломанного не стоит.

Именно к «грошу ломанному» хотят свести существование подавляющего большинства живущих на земле людей наши барсучки — Буш, пропитавшийся духом агрессивного консерватизма и крестовых походов, душка Блэр, мастер по части милитаристской риторики, Саркози, помешавшийся на петенистском лозунге «труд, семья, отечество». А левые и того хуже, у них и гроша за душой нет: в ответ на голое насилие они зовут к долготерпению, какому-то милосердию. Смертельный враг торжествует, празднуют победу гламурные папенькины сынки и дочки, всякие сверхчеловеки от сверхдоходов, взлетевший ввысь герой планетарных биржевых махинаций, а левые славословят тех же самых актеров, приправляя свои песни «социальной вежливостью», подливая орехового маслица в механизмы угнетения, раздавая обездоленным по крошечке благословленного хлеба: ни дать ни взять «сверхчеловеки» Ницше, точнее сказать, «распоследние люди», которые говорят, что всё суета сует и что «лучше погаснуть в бездействии».

Согласиться с этим, значит согласиться, что у нас нет иного выбора кроме наследственного нигилизма финансов и социального благочестия. Тогда следует признать не только то, что коммунизм кончился вместе с Советским союзом, что Французская коммунистическая партия потерпела полный разгром, — тогда придется отказаться от гипотезы, что Май 68-го был политическим начинанием, участники которого точно сознавали крах государственного «коммунизма». Что Май 68-го и последовавшие за ним пять лет открыли новую страницу в истории настоящей коммунистической гипотезы, той, что все держится на расстоянии от государства. Разумеется, мы не знали, куда нас кривая выведет, но точно знали одно: мы возвращали гипотезу к жизни…

…Если человеческое общество не более, чем коллекция индивидуумов, преследующих свои собственные интересы, если реальность действительно такова, то ясно, что философ может и должен бросить человеческое зверье на произвол его грустной судьбы. Но мы не позволим, чтобы кто-то торжествующий… диктовал нам смысл существования и задачи философии. Ибо то, чему мы все свидетели, никоим образом не заставит нас отказаться от коммунистической гипотезы…

Ален БАДЬЮ © Nouvelles Éditions Lignes, 2007